Нефть и мир. «Семь сестер» – дом, который построил Джон - Леонид В. Крутаков

иные механизмы общественной структуры человечества в логике взаимодействия разных макросистем (разные способы преодоления энтропии). Для данного исследования Great Depression интересна прежде всего именно этим аспектом.

В случае с Великой депрессией (впрочем, как и с Долгой) называют множество причин, вызвавших глобальный кризис. Здесь и отказ от золотого стандарта Британии, и послевоенный кризис сельскохозяйственного перепроизводства в США, и попытка Германии в обход Версальских соглашений заключить таможенный союз с Австрией (скрытый аншлюс, Mitteleuropa), и отказ Франции поддержать американский мораторий по выплате военных долгов и репараций.

Лес не всегда виден за деревьями, за множеством предполагаемых причин Великой депрессии теряется суть. Суть в том, что все эти причины являются прямым следствием плана Дауэса. Если быть точнее, следствием попытки США выстроить корпоративный формат регулирования международных отношений («мир без победителей») в отсутствие общего (единого) юридического контура (он же контур безопасности). Попытки заменить бухгалтерией сложный комплекс общественных связей в условиях правового разнобоя кредитных отношений (субъектность Nation State в оценке своего будущего).

Когда Госдепартамент США настоял на привлечении займов для Германии под план Дауэса, Морган потребовал установить приоритет требований своих держателей облигаций над претензиями правительства Франции. Смысл требований был в предоставлении гарантий на случай объявления Германией дефолта по репарациям. Гарантий, что Париж вновь не двинет свои войска в Рур, чтобы поддержать свою платежеспособность. Внешняя и внутренняя политика Франции будет поставлена в зависимость от американских коммерческих интересов.

Накануне подписания плана Дауэса Хьюз объяснял немецкому послу в Вашингтоне Отто Видфельту, что на государственном уровне США не могут взять на себя ответственность ни за один заем для Германии, потому что «это приведет к борьбе законодательной и исполнительной власти за контроль над внешней политикой Америки, но… Но правительство США может содействовать согласованию позиций европейских стран и поощрять мобилизацию частного (американского. – Л. К.) капитала»[497].

Чуть позже Хьюз скажет уже американскому послу в Британии Франку Келлогу, что в случае, если правительство Франции потребует дать ей право наложения военных санкций на Германию, «вы можете сказать, что у вас нет полномочий говорить от имени правительства, но исходя из того, что вы знаете о взглядах американских инвесторов, получение кредитов для вас в США будет невозможным»[498].

План Дауэса расколол коалицию Антанты и Уолл-стрит по соглашению о едином регламенте военных закупок, посредником в которой выступала Англия. Заключенная в 1915 году сделка была пересмотрена. Государственный долг Англии и Франции (1-й уровень), в соответствии с планом Дауэса, будет конвертироваться в американский коммерческий долг (2-й уровень) и инвестироваться в промышленность Германии.

К началу Великой депрессии сумма выплаченных Америке военных долгов Антанты (2 млрд долл.) почти полностью соответствовала общей сумме кредитов, которые США выдали Германии после войны, и это было отнюдь не совпадением[499]. Средства двигались по замкнутому кругу (игра с нулевой суммой), а эффекты промышленного роста Германии фиксировались в долговом пространстве США (американский проект «общего» будущего).

Конструкция требовала прямого политического (юридического и силового) контроля за должником, но кредитора она тоже ставила в жесткую зависимость. Как ранее в одном из разговоров заметил Штреземан: «Нам надо набрать столько долгов, чтобы кредитор понимал, что крах заемщика создаст опасность для его собственного существования»[500]. В случае с планом Дауэса речь шла о новом мировом порядке с доминирующей ролью в нем США (primo).

К 1929 году стало понятно, что Германия не сможет выполнить предусмотренное планом Дауэса увеличение размеров выплаты репараций. Подобный сценарий вел к необходимости увеличения частного долга Германии перед Уолл-стрит и росту стоимости его обслуживания. Депрессия наступала неумолимо, на Уолл-стрит уже произошел обвал, который многие считают предвестником Великой депрессии, ее фактическим началом.

За два дня (28–29 октября 1929 года) индекс фондовой биржи Нью-Йорка потеряет 68,9 пункта, или 23,05 %. В абсолютном выражении двухдневные потери составили рекордные 16 млрд долл.[501], а к середине ноября они достигли 26 млрд (412 млрд долл. в эквиваленте 2021 года), превысив военные затраты[502].

Чтобы остановить раскручивающуюся спираль дефляции, США вынуждены были инициировать новые переговоры по военным долгам и репарациям, результатом которых стал подписанный в январе 1930 года план Юнга.

«Деполитизация системы выплат» (официально озвученная США цель нового плана. – Л. К.) означала еще большее увеличение долговой нагрузки стран Антанты и облегчение кредитных условий Германии. По плану Юнга Франция могла рассчитывать на 40 % изначально утвержденной суммы репараций, а Англия – на 22 %. В 1919 году соотношение суммы репараций по отношению к сумме американских долгов Антанты составляло 3:1, после принятия плана Юнга оно практически сравнялось (игра с нулевой суммой).

Откровенно прогерманский характер плана Юнга и послевоенной политики США станет еще более очевидным, когда Герберт Гувер предложит ввести мораторий на выплату военных долгов и репараций, чтобы остановить надвигающийся кризис неплатежей (таблица 17).

Таблица 17. Мораторий Гувера и «политические долги», июнь 1931 года (в тыс. ф. стер.)[503]

Из представленной таблицы хорошо видно, что самые высокие потери от моратория должна была нести Америка, но немецкий профицит с лихвой перекрывал их. В Европе предложенный Гувером мораторий воспринимался именно так, как прогерманский, что и станет причиной отказа от него Франции.

Иллюстрация 42. Джозефина Бейкер танцует чарльстон в Фоли-Бержер, Париж, 1926 год

У Долгой и Великой депрессий была одна общая причина – «чрезмерное жизнелюбие», разгон обещаний кредиторов 2-го уровня (ООО) на волне военной победы («тестирование новых возможностей роста»). У Долгой депрессии был «позолоченный век», у Великой – «ревущие 20-е». Взрывной рост потребления и закредитованности общества. На волне фиктивного изобилия шло закономерное (внешне обусловленное) падение уровня социальной ответственности элит (показная, помпезная роскошь) и общей нравственности (брызги шампанского, желтый «Бьюик», бутлегерство, мафия, проституция, легализация гомосексуализма, третий пол…).

«Ревущие 20-е» не были исключительно американским явлением («Однажды в Америке»). Через «общее» пространство долга менялось общемировое соотношение затрат и прибылей. Менялась несущая конструкция («хлеба и зрелищ») любой социальной макросистемы, обеспечивающая ее устойчивость (гомогенность, общественный консенсус). Менялась структура цен «общей» социальной стабильности, шел подъем индустрии развлечений (джаз, чарльстон, кино, радио, спорт, реклама, экспрессионизм, сюрреализм, массовый маркетинг).

Во Франции это были années folles («сумасшедшие годы»), в Германии – golden twenties («золотые 20-е»). Шампанское лилось рекой в Лондоне, Париже, Берлине, Сиднее, Буэнос-Айресе, Мехико. На фоне чудовищной разрухи и голода в провинции в столицах кипело «жизнелюбие». Город как ржавчина пожирал деревню, рынок (спрос и предложение) – традицию (христианство и милосердие).

Золотой стандарт, введенный Генуей с целью избежать роста внешнего долга стран